Христофор Микаелян

ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗЛО

***

Mы были слабы в прошлой революционной битве, не сильны мы и сейчас. Армяне разных сословий, различного мироощущения, духовности, принимая как факт одно и то же явление, дают ему различные толкования.

В статьях под общим названием "Логика толпы" мы уже говорили о некоторых из этих толкований. В тех же статьях мы показали два вида причин, которые в какой-то мере могут осветить истоки нашей нынешней слабости.

Но помимо этих двух условий существуют и иные причины, которые также следует иметь в виду для лучшего освещения данного вопроса. Одна из них, на которой мы намерены остановиться особенно сейчас, это необходимое условие среды, благодаря которой любое движение всегда видоизменяется, принимая ту или иную силу и мощь, ту или иную окраску. Общечеловеческие законы бессильны пока дать объяснение всем тем явлениям, которые произошли или, к сожалению, не имели места в нашем движении. Для достижения этой цели мы должны принять во внимание также сугубо армянскую, уникальную среду, наше чисто национальное своеобразие, в условиях которых суждено было развиваться нашему движению.

Нет в истории человечества периода, который бы не был обусловлен предыдущим или предыдущими периодами. Хорошее или плохое в данный отрезок времени, особенно когда они выражают нечто значительное, крупномасштабное, всегда имеют корни в прошлом; и коль скоро хорошее, положительное должно рассматриваться как результат-награда за достойное прошлое, в равной степени и плохое, отрицательное есть естественный результат-расплата за преступное прошлое. Так, например, ограничение или абсолютное крушение деспотического режима, свобода рабов, избирательный принцип и право народа на голос, расцвет наук и другие блага цивилизации развивались в течение длительного периода времени. Равным образом и отрицательное: Римская империя пала в 475г., но всем известно, что падение ее было фактом еще со времен Теодора, кои, в свою очередь, берут начало с первых лет христианства - с калигулами и неронами. Византия пала в 1453 году при Константине Палеологе, но ни для кого не секрет, что эта империя уже с середины своего существования неуклонно шла к своему краху. Французская монархия пала при Людовике XVI, но нам известно, что лично Людовик не был повинен в ужасах прежнего режима и даже, как личность, как и Константин Палеолог, был неплохим человеком.

Так нет ли в нашем прошлом таких факторов, которые бы обусловили факт нашей сегодняшней слабости, нашего сегодняшнего несчастья?

"Долг армянского автора сегодня,- говорил Степанос Назарянц в 1860г., беспристрастно показывать, что армянское настоящее, сегодняшнее положение не есть случайность, несправедливость судьбы по отношению к сынам Айка, но неизбежное следствие нашего слабого и незначимого исторического существования, нашего политически безграмотного правительства, нашего губительного разъединения.., бессмысленного эгоизма каждого в таких обстоятельствах, когда во имя сохранения отечества должны замолкнуть личные страсти, во имя сохранения отечества необходим лидер и единение, и сохранение отечества должно стать единственной целью каждого в отдельности и всех вместе взятых. Там, где объединенными усилиями надо было противопоставить врагу политические добродетели и достоинства, армяне, предпочитая личную выгоду общей, уничтожали сами себя... Если есть еще в нации хоть искорки живого, то пусть здравый смысл нации, объединившись сердцем и десницей, разбудит и разожжет эти искры, в противном случае прожорливый Хронос сожрет и растопчет нас, как никчемных детей времени.

И начали "искорки живого нации пробуждать и разжигать в ней здравый смысл". Этими "здравомыслящими" были сам Назарянц, Микаэл Налбандян, Гамар-Катипа, Раффи, Арцруни - крупнейшие звезды последних двух поколений. Однако, как эти титаны пламенных слов в своей деятельности не упускали из виду ту среду, с которой имели дело, так и верное им следующее поколение революционной молодежи, вершитель пламенных дел, не должно упускать из виду те пробелы и недостатки, печать которых несет на себе наше печальное прошлое.

В 1862г. тот же Назарянц писал:

"Наши армяне в условиях азиатской тирании — что, как правило, случается со всяким народом в подобных условиях — обременяли себя только и только хитростью и мошенничеством, не понимая, что лишь единением смогли бы облегчить свое бедственное положение. Так возник в нас тот дух обособленности, тот уклад жизни, лишенный любви и тепла, то грубое себялюбие, что не дает возможности возникнуть в армянах какому-нибудь дружному делу, какой-либо общеполезной деятельности".

Автор "Горя Левона" Смбат Шахазизян, приводя эти слова Назарянца в своем "Голосе публициста" (с.218), добавляет от себя:

«Если одного бьют, то другой, вместо того, чтобы прийти на помощь друзьям своим, бежит... Видимо, наш народ под долгим азиатским игом лишился многих своих прекрасных качеств; сыновья армянской нации, бывшие некогда примером геройства, храбрости и патриотизма, так долго подвергались притеснениям, что теперь уже не могут возбудить в сердцах своих былую энергичность и мужество. Это неестественное положение, в котором находится армянин, поставило перед ним такие злосчастные условия, когда вынужден служить чужому как родной родному, быть перед чужаком трусливым робким зайцем, а слабому брату своему — зверем, охранять чужое и разрушать свое. Если бы подобные рассуждения были только плодом моего пера, я бы в конце концов раскаялся и разорвал написанное мной, но, к несчастью, все, знающие нашу нацию, свидетельствуют о том же, подтверждая сказанное ужасающими фактами».

Раффи, вне всякой связи с отмеченной Назарянцем "искрой", даже назвал один из своих знаменитых трудов "Искры". Но вот что мы читаем на 323-325 страницах этого романа:

"Печально наше прошлое, и наша сегодняшняя жизнь есть продолжение прошлого. Во многих местах я побывал, много стран повидал, но не видел ни одной нации, что была бы похожа на армян... Если где-нибудь осядут две армянские семьи, то там тут же возникают четыре партии. С давних времен разобщенность была тем геном, который, передаваясь из поколения в поколение, разъедал и иссушал дух и тело нации. В нашей истории можно отметить множество примеров тому, особенно в периоды, когда персы, греки, арабы, сельджуки и различные монгольские племена мечом и огнем уничтожали Армению... У турок даже возникла уже поговорка "головы гяуров не объединятся", означающая, что среди армян единения быть не может. Больно слушать такое, но еще больнее сознавать, что это правда... Армянин злопамятен, он предаст, отомстит за любое непочтение к себе со стороны другого армянина. Но если то же непочтение ему окажет турок, курд - словом, чужой - он сам с великим почтением вынесет это".

Осуждение страстей армянской общественности Гамаром-Катипа не только всем известно, но часто бессовестно воспевается в момент подъема чувства "патриотизма".

Взгляды Григора Арцруни о врожденных свойствах армянина также известны всем. Мы приводим здесь лишь безобидный отрывок из его брошюры "Экономическое положение турецких армян".

"Наряду с большими достоинствами у армян есть и крупные недостатки разобщенность, неуживчивость, мстительность, зависть - но все это следствие многовекового рабского существования под мусульманским игом. Нельзя познать свободу, будучи рабом - только свобода учит быть свободным".

"Добродетели армян - это добродетели мирного времени, а пороки - следствие тех притеснений, которым они были подвержены",- говорил Байрон, желая как бы подчеркнуть, что в смутные времена армяне лишены требуемых добродетелей.

Последняя мысль более четко выражена в двух брошюрах, принадлежащих одна перу француза Кимо, другая - также француза, офицера, графа Шоле.

Кимо в своей книге "La pathologie de l'Islam" (с.205) пишет:

"Сегодня, после долгого периода притеснений, которым были подвержены армяне, после мытарств вынужденного рабства, многие из былых свойств армян исчезли. Например, им чужды склонности к войне, военным упражнениям, воинственный инстинкт, пафос победы. Они утеряли — что весьма опасно — даже чувство защиты".

Шолев своих путевых заметках "Armenie, Kurdistan et Mesopotamie" порой оскорбительно отзывается об армянах. Мы удовлетворимся лишь одной выдержкой (с.86). Вспоминая, что несторианцы, сирийцы и ливанские мариониты, будучи более малочисленными, приобрели полусвободу, Шоле продолжает:

"Армяне более многочисленны, более богаты, у них больше поддержки, но они не достигли... ничего. Им не хватает духа воинственности, бунтарства, что могло бы защитить их".

Армянское революционное движение со своими осознанными жертвами, героическими битвами, мучениками стерло, конечно, с чела армян значительную долю того бесчестия, печать которого поставило на нем духовно опустошающее, жестокое историческое прошлое. Это истина - и об этом не может быть двух мнений. Но чтобы не быть несправедливым, не надо забывать, что вышеупомянутые авторы, отмечая генетические, губительные недостатки армян, не забывают также об их достоинствах: их склонность к культуре, умственные способности и стойкость, благодаря которым, из века в век попадая из когтей одного тирана к другому, неся на себе всю тяжесть войн между греками и персами, будучи растерзанным римлянами, арабами, татарами и турками армянский народ сумел сохранить свою самобытность.

Что касается армянских авторов, то не является ли хотя бы их существование, их честная деятельность, их пламенные души, их высокая сознательность доказательством того, что армянский народ далеко еще не пал?

Ведь если бы они не желали армянскому народу лучшей участи, если бы они не обожали его в глубине души и, главное, не верили в его светлое будущее, то они бы не болели его болью, не отдавали бы всю душу делу его возрождения, не призывали бы ежечасно: "...и пусть наши честные братья — как говорил Назарянц — великодушно положат личные страсти на святой алтарь отечества, станут одной волей, одной душой, чтобы поднять из руин армянский дом".

Так же должны чувствовать себя сейчас и армянские революционеры, деятельность которых сильно затрудняет не только грозный враг, чьи дни, однако, сочтены, даже не предательские политические обстоятельства, которые не могут длиться вечно, а недостаточность и слабость тех усилий, которые нужны, "чтобы поднять из руин армянский дом". Не будем забывать, что с тех пор, как "Юсисапайл" бросил армянам клич к единению, прошло много времени, и, хотя коллективное сознание народа прогрессировало и расширилось, наряду с этим из-за жестоких условий приумножились и ужесточились также требования нашего времени...

И когда хладнокровно наблюдаешь, что, в общем, представляет собой жизнь армян в такой критический момент, когда уничтожают и режут в масштабах невиданных и неслыханных до сих пор, когда видишь, сколько дел — даже безусловно безопасных по непосредственным результатам — не предпринимались и не предпринимаются в этот критический момент только из-за недостатка людей или средств, и когда в то же время видишь, сколько гибельного, уродливого, разрушающего происходит вокруг и, наконец, когда ясно видишь тот путь, который обеспечил бы нам навек будущее, иди мы по нему рука об руку - то волей-неволей возвращаешься к нашему проклятому прошлому, пустившему в наши жилы черную кровь, которая до сих пор еще не утратила, несомненно, своей разрушительной силы.

Выдвигая вопрос об армянской среде, о наших национальных особенностях, мы не ставим тем самым какой-то метафизической проблемы. Если даже полностью отрицать теории об уникальности основных генетических особенностей (Монтескье, Кизо, Тэн, Ренан и т.д.), то во всяком случае надо принять тот факт, что есть масса особенностей, которые прививаются любой нации под долгим воздействием определенных условий и - по закону наследственности передаются из поколения в поколение. География страны, климат, международное положение, форма правления, законы, историческое прошлое со своими бедами, опытом и традициями, литература, язык, религия и многое другое - вот те условия, которые способны привить нации те или иные склонности, которые в своем качестве и количестве не повторяются в других народах.

Вот как возник в нас тот дух обособленности, тот уклад жизни, лишенный любви и тепла, то грубое себялюбие, что не дает возможности возникнуть в армянах какому-нибудь дружному делу, какой-либо общеполезной деятельности".

Вот как развились в нас те инстинкты, из-за которых "там, где объединенными усилиями надо было противопоставить врагу политические добродетели, армяне, предпочитая личную выгоду общей, уничтожали сами себя"...

Оставим недавнее прошлое. Оставим те унизительные сцены, когда после Берлинского договора армянская интеллигенция, взятая в целом, не сдвинувшись с места, не ударив палец о палец, потребовала от Европы не больше и не меньше как "армянскую независимость" (см. периодику 1878-1879гг.), а армянская буржуазия, верная своим извечным принципам, не удостоила вниманием хотя бы как новость такую колоссальную проблему как армянский вопрос.

Обратимся лишь к последнему десятилетию, когда армяно-турецкие отношения приняли острейшую форму, поставив перед нами вопрос о жизни и смерти, создав небывало тревожную, исключительную, беспримерно тяжелую ситуацию. Что может быть яснее того, что исключительная ситуация требует также исключительной энергичности, исключительных действий, исключительных усилий. Но кто последовал этим требованиям, кроме интеллигенции и незначительной части молодежи исключительно из народа?

Вот несколько штрихов.

Можно отыскать тысячи отдельных лиц среди армян, каждый из которых может вооружить целый вилайет в Турецкой Армении. Выступил ли хоть один? В 1895 году, рассказывает Мак Колль ("Султан и государства") под впечатлением от армянской резни:

"Один англичанин, консерватор по убеждениям, объявил, что если у великих держав, с их могущественными принципами, нет мужества для обуздания преступной ярости султана, следовательно, дипломатию в Армении по меньшей мере можно заменить добровольными усилиями, как это было во время войны греков за независимость, и со своей стороны он предложил пять тысяч фунтов стерлингов (25000 франков) для покупки оружия для христиан в Турции в тех районах, которые доступны для подхода со стороны моря".

А мы, армяне..? Достаточно вспомнить, что самая крупная сумма, пожертвованная лишь одним человеком на оружие, была равна двадцати пяти тысячам франков... А в это самое время сколько самоотверженных и опытных деятелей, сколько провинций пало в эти годы — причем, в самых благоприятных условиях — ожидая оружия, оружия и еще раз оружия, но так в конце концов и не дождавшись его...

Тысячи и тысячи материально обеспеченных армян, кто их знает, на какие бешеные средства и для их же приумножения уезжают в Индию, Англию, Америку, Африку и еще куда-то к черту, но не нашелся среди них ни один, кто хотя бы пошевелился для какого-нибудь общеполезного дела. И таковы не только представители старшего поколения, но и молодые капиталовладельцы: они и умны, и образованы, и когда начинают разглагольствовать об общечеловеческой деятельности и служении народу, то впрямь впору Гладстонам и Лассалям воскреснуть из мертвых, чтобы потягаться с ними...

В цивилизованном мире не осталось ни одного народа, который бы так или иначе не откликнулся на бедственное положение армян. Начиная с 1894 года англичане, французы, голландцы, американцы, швейцарцы, даже немцы протягивали армянам руку помощи, посылая деньги и другую помощь, чтобы дать нашим осиротевшим детям хлеб и образование. У нас есть тысячи людей, каждый из которых может накормить столько же сограждан, открыть столько же приютов, сколько сделали эти влиятельные страны — вышел ли хоть один?!

Известен только некий Джанчян, армянин лишь по происхождению, а по образованию полугрузин, полурусский, который своим собственным трудом сделал больше для наших детей, чем все наши богачи-"патриоты".

Кто не помнит шум, поднятый в 1890-1891 годах интеллигенцией, когда спорили стар и млад, мужчины и женщины, в Турции и за ее пределами? И куда они делись, начиная с 1891-1892 годов? Опьяненные возможностью малой ценой достигнуть свободы, они приблизились к революционному движению, как бы боясь, что не завтра-послезавтра без их наивных споров Армения будет объявлена независимой и в сей торжественный момент им не достанутся лавры победителей. Но когда выяснилось, что действительность в обозримом будущем не предвещает им ничего, кроме жертв и потерь, и о лаврах не может быть и речи, их как волной смыло. Допустим, в простой или интеллигентной толпе это и вполне понятное явление. А где те господа, которые некогда изо всех сил стремились восседать в центрах движения? Где большая часть некогда ведущих членов движения? Где вертящиеся днем и ночью вокруг них "убежденные" единомышленники? Где те велеречивые господа, толкующие о самопожертвовании и "новых рассветах", претендующие на то, чтобы задавать тон в революционном движении, и размахивающие красными знаменами над головами тех, кто неизмеримо более них был способен на жертвенность? Верные своим "умным" отцам, они также стремятся к "выгодным" условиям и общественному положению, как ранее могли "выгодно" для себя заняться революцией...

В тех же 1890-1891 годах армянские интеллигенты России и Турции состязались в благородных обещаниях посвятить себя делу освобождения народа. А потом?.. Потом идеалом армянских интеллигентов Турции стал земной шар вплоть до родины доллара — Америки, а армянских интеллигентов России — Баку, где люди никогда не устремляют взоры вверх, к высокому, не смотрят вперед, а только вниз, в подземелье, в ту адскую мглу, где на глубине 150-200 саженей сверкает лишь одно — нефть... В общем, положение тяжелое: в Турции нас уничтожают, в России — угнетают. И тут армянская интеллигенция верна своим инстинктам, впитавшимся с молоком матери — "спасайся, кто может", "беги, имеющий ноги". И ведь бегут, сметая на своем позорном пути все те обязанности, которые возлагает на них этот тяжелейший исторический момент.

На протяжении всех девяностых годов число армянского студенчества, особенно в Европе, растет. И даже друзья павших революционеров не взывают к справедливой мести, а используют память этих мучеников как пьедестал для себя, как средство для пути в Европу, где они оттачивают свой вкус к "прекрасному и благородному". Конечно, мы ничего не имеем против образования. Но когда вспоминаешь, что ни одна нация не дала миру столько гениев в искусстве и литературе, общественной мысли как греки, которые на сегодняшний день самые отверженные, битые и изгоняемые отовсюду, когда видишь, как наши же армяне-лихоимцы, которые еще вчера отправляли своих сыновей в торговые лавки, а сегодня ценой всяческих жертв дают им образование, когда ближе наблюдая этих "студентов" видишь, что многие из них используют свои дипломы, полученные за всякие микробы, клетки, кислоты и прочее как броню, защищающую их тепленькие доходные места — то поневоле начинаешь сомневаться, а отвечает ли все это нашим национальным требованиям в эту критическую минуту...

В Европе такие известные личности как Риччиотти Гарибальди, Амилькар Чиприани, Френсис де Фресанс, Жеро-Ришар, Жорж Фаво и Урбе Гойе, как известно читателям, на заявления редакции "Дрошака" ответили публично, в "Дрошаке" же, выражая свои симпатии к нашей борьбе, дав свои имена нам, людям совершенно им чужим, а сотни молодых армян, у которых молоко на губах не обсохло, так умны, так осмотрительны, настолько выше всех этих личностей, что считают ниже своего достоинства, даже в узком кругу, симпатизировать революции или какому-либо революционному движению и делать для этого все возможное.

А народ? Французский офицер граф Шоле после путешествия в Армению в 1892 году писал:

"...И когда в армянских деревнях, где царили самые мрачные нищета и гнет, мы спрашивали у армян, что они намерены делать, они, вместо того чтобы хоть подумать, что они когда-нибудь сообща, рука об руку встанут против курдов, притесняющих их, завоевать, если надо — ценой крови, хоть толику свободы, дабы утихла немного боль их ран — вместо этого они, объятые ужасом, нерешительно отвечали, что Бог их оставил, что надежды больше никакой, что если с ними и дальше будут так обращаться, то они переберутся в Россию и там найдут лучшую жизнь и успокоение".

В 1897 году другой француз, господин Кимо писал:

"Замечено, к великому изумлению всего мира, что во время последней резни, будь то в Константинополе, будь то в Армении, маломощные, ни на что не способные молодые турки могли напасть на могучих, здоровых армян, которые, стоило дать волю рукам, одним ударом могли бы раздавить обидчиков как блох — эти армяне, завидя курдов, падали перед ними ниц и, закрыв лицо и голову руками, позволяли тем избить, отрубить голову, раскроить череп".

А Урбе Гойе говорит в своей статье, опубликованной в "Дрошаке" (август, 1990 года):

"Армяне потеряли триста тысяч человек, подставив себя под нож врага. А ведь они могли воевать, взяв в руки оружие и с гораздо меньшими потерями, всколыхнув этим всю Европу".

Сотни тысяч мучеников, столько же беженцев и вероотступных армян, выставив против врага хоть десятую часть своих сил, возможно даже камнями и топорами могли бы вести "кровавую войну", "всколыхнув всю Европу", и заплатив неизмеримо меньшую цену... Но обреченный на извечное рабство и унижения армянский народ, наученный историей лишь молча гнуть спину, способен ли на другие методы самообороны, чем на самые из них пассивные?

Вот так, помимо прочих обстоятельств, в самых неблагоприятных внутренних условиях суждено было развиться армянскому вопросу и его естественному выражению — армянскому революционному движению.

Мы можем, конечно, по зову своей самовлюбленной крови обвинить революционеров в том, что они не смогли за десять лет стереть с лица земли турецкое государство и на его руинах водрузить знамя нашей свободы. Мы можем, конечно, по зову все той же крови обвинить все цивилизованное человечество на земном шаре в том, что в то время как мы, как скоты или негодяи, с рабской или лиходейской улыбкой относились к нашим проблемам, они не бросили под ноги все свои интересы и проблемы и не ринулись сломя голову в бой — за нас... Да, мы можем сделать это, это и многое другое — но когда у нас достанет гражданского мужества обратить взоры на наши моральные недостатки, на наши больные инстинкты, на наши национальные пороки — это "историческое зло", видя только в них причину наших вековых страданий и теперешней тяжелой участи.

Проблема наших национальных особенностей, помимо своего теоретического значения — которым, помимо прочих условий, освещается нынешнее состояние революционного движения — становится вaжнoй по некоторым практическим аспектам.

Эту проблему должны уяснить для себя наши друзья, дабы не пасовать перед препятствиями, возникающими перед ними ежедневно, не усомниться в революционной идее и тактике, не лишиться веры и задора.

Это должны уяснить для себя и все наши идейные единомышленники, так как нынешняя тяжелейшая историческая ситуация несет в себе еще более ядовитую заразу для боевого и морального духа армян.

Это должны уяснить все сочувствующие революции элементы, ибо нет лучшего источника для очищения от исторической скверны и грехов, чем тот путь жертв и самоотверженности, по которому они идут, и определенно нет лучшего способа удушить зло в корне, чем спасительные условия новой, свободной жизни, другими словами — цели революционной борьбы.

Объясним немного вышесказанное.

Вот лицом к лицу с армянским революционером стоит другой армянин, которому безразличны жгучие проблемы первого. Вот другой, который не поддерживает его, оправдывая себя тем, что совершенно не знаком с его организацией. Вот третий, который свою позицию объясняет отличием от революционных взглядов. Вот четвертый, который противопоставляет свои "принципиальные убеждения"... Надо быть чересчур доброжелательным, благородным, чтобы согласиться, что все более или менее обоснованно.

Воистину, если человек, дабы оправдать свое равнодушие, прикрывается словами "а что я могу", даже не потрудившись поинтересоваться, а что вообще нужно делать и не следуя даже своим элементарным обязанностям; если человек, дабы оправдать свою позицию, заявляет "а я не знаком с вашим делом" в то время как и попытки не сделал для "ознакомления" с ним; если человек оппонирует вам утверждением, что "не считает процесс целеоправданным", в то время как понятия не имеeт об этом и иметь не может, так как, во-первых, в процессе борьбы всегда меняется тактика, и во-вторых, она всегда остается внутренней тайной; если человек хочет убедить вас в том, что он "приверженец других принципов" в то время как ничего не делает во имя этих принципов или "высших целей" и только отравляет общественное сознание и сотрясает воздух во имя "дополнительной работы" для рабочих, но остается стоически холодным перед "дополнительной кровью" народа; если человек со слабоумием идиота постоянно отрицает достоинства других, в то время как с истеричной наглостью требует уважения к своим явным порокам, шарлатанству, надменным, самовлюбленным, перескакивающим с одного на другое уродливым мыслям - мы, да простит нас Господь, не можем считать такого противником, достойным внимания. Вне причин общечеловеческих, которые вообще в любой нации порождают некоторое равнодушие, воздержание от общественной деятельности и объясняют взаимоисключающие течения — здесь, в нашем случае, и особенно в теперешней критической ситуации, предстает со всеми своими отрицательными сторонами лишенная живых чувств, обособленная, полная самовлюбленности душа армянина.

Ясно, коль скоро наша история не привила в нас морально здоровых инстинктов, как то: не ставить личные интересы выше общих, плечом к плечу отдать себя служению общим интересам, не бояться борьбы — вполне естественно, что наше революционное движение ни качественно, ни количественно не могло иметь той почвы, на которой другой народ при равных условиях приобрел бы этот опыт. Вот почему во многих названных условиях можно увидеть что угодно, но не доказательство нецелесообразности революционной идеи или революционных методов.

Как быть с такого рода многочисленными противниками — это, конечно, вопрос индивидуальный, личное дело каждого. Кто-то может справедливо возмутиться, видя как люди, как говорил Вольтер, "пользуются мыслью, чтобы оправдать собственную несправедливость, и пользуются словами, чтобы прикрыть собственные мысли"; другой может ограничиться презрением, поскольку бывают случаи, когда серьезный разговор с недостойным противником лишь унижает вас и ваши принципы; третий может позволить себе быть снисходительным, имея в виду, что люди зачастую могут и не знать, что различия между ними и вами рождены не ясным сознанием или благородным отношением к вам, а теми слепыми инстинктами, корни которых зарыты слишком глубоко, чтобы их бессознательные жертвы могли почувствовать свою униженность. Но одно несомненно должно присутствовать всегда, при всех обстоятельствах во всех наших товарищах это в конце концов мужество, благодаря которому их не должны смущать такие явления, поскольку в них нет ни одного разумного аргумента против вдохновляющей нас веры. Мы остаемся в меньшинстве, но это меньшинство не должно склонять голову перед равнодушными, воздержавшимися, всякого рода иезуитствующими умниками и шарлатанами. "То или иное течение, которому следуют (добавим от себя — в определенных условиях, конечно) некоторые, всегда более энергичные люди, становится общим правилом, общей привычкой благодаря тому обстоятельству, что и другие следуют этому течению. Следуя примеру передовых людей, в конечном итоге складывается общее убеждение, что "все должны поступать только так и никак иначе",— говорит известный профессор Сергеевич в своих лекциях о русском праве. Нам нужны не колебания, а решительность и вера, нам нужны не слова, а дела, нам нужна не медлительность, а энергичность. Повторим же слова бессмертного Дантона: "Il nous faut de l'audace, et encore de l'audace, et toujours de l'audace!" ("Нам нужна дерзость, еще раз дерзость и дерзость всегда!")

Достаточно того, что идея свободы народа священна, что идея революционной борьбы продиктована теми условиями, чудовищную тяжесть которых в той или иной степени испытал на себе каждый армянин. Последователей и соратников, сочувствующих и единомышленников, симпатизирующих и товарищей мы, несомненно, найдем.

Да, оставим мертвых и с вящей бдительностью поведем вперед нашу борьбу. Не будем забывать никогда, что коль скоро армянин унаследовал от своего печального прошлого множество отрицательных черт, то сегодня он находится в такой исключительной ситуации, когда зло может развиться до невиданных размеров и нанести нам сокрушительный удар, если ослабнет наш глас, взывающий о правосудии. В стране, где сегодня отношения с врагом обострились настолько, что армянину не гарантирована безопасность в самых элементарных жизненных обстоятельствах, он каждую минуту может быть унижен, оскорблен, обкраден, зарезан, доведен до голодной смерти — часть народа, избегающая борьбы, для поддержания своего существования вынуждена прибегнуть к самым убийственным методам: эмиграции или унизительной адаптации к самым адским условиям. Попав в чужую страну, не будучи знаком с местными условиями, не зная местного языка, лишенный благоприятных условий, армянский эмигрант напрягает свои умственные способности для поиска способа выживания.

И тут все средства хороши, все освящены конечной целью, ибо принципы могут быть спорными, и тем не менее без них можно прожить, а без хлеба — нет. Так представьте себе ту аморфность совести, конформизм, уродливость души и сердца, которые день ото дня должны развиваться в армянском эмигранте.

А оставшиеся? Армянин должен жить там, где есть все возможности быть эксплуатируемым, съеденным, зарезанным, уничтоженным. Неспособный, по тем или иным причинам, противопоставить силе равную или большую силу, он довольствуется самыми пассивными методами самозащиты и, конечно, скоро начинает быстро скатываться вниз по наклонной плоскости "исторического зла". Вероотступничество, которое в Турции равнозначно предательству нации, попрание всего святого, мошенничество — естественно, становятся символом веры, оскверняя душу народа, притупляя в нем чувство собственного достоинства, чести, благородства, справедливого гнева и возмездия. Абсолютное и бесповоротное вырождение, омерзительные склонности, "еврейский" характер, некий чудовищно уродливый тип, который у нормального человека может вызвать только чувство омерзения — вот та ужасающая перспектива, которая грозит нашей нации сегодня более чем когда-либо. И мы, кто глубоко чувствует унаследованные от истории наши отрицательные черты, мы, кто сегодня во весь голос протестует против этого — мы не можем быть равнодушными по отношению к такой духовной перспективе нашей нации, к грозящей со временем опасности.

Однако какие средства более целесообразны для борьбы с этим духовным вырождением, чем путь революции, который, с одной стороны, требует и поддерживает в нации огонь такой добродетели, как преодоление личного во имя общественного, а с другой стороны предлагает будущее, где нет места тем недостаткам, которые сегодня — выгодный метод выживания. Да, революционная трудная борьба, в процессе которой армянин, грудью вставший против врага, положивший жизнь на алтарь свободы отечества, святым огнем самоотверженности согревает душу растущего поколения и возвращает к жизни светлые стороны души большей части народа. Эта борьба, имеющая целью подавить разрушительные устои, царящие в Турецкой Армении, должна принести ту чистую атмосферу достойной человека жизни, только в которой и могут расцвести пышным цветом положительные качества народа.

Не нравоучения поднимут народ. "Голодный человек глух", говорит народная пословица. Сегодня армянин в Турции более несчастен, чем тот голодный, и если и можно чем-то его спасти, то только живым примером помощи вопиющему о ней, и самое главное — благодаря тем новым законам, которые дадут ему и хлеб, и желание слушать, и много другого, одно требование которых сегодня может стать для него роковым.

"Спенсер, — говорит американец Уорт, — исследуя причины, которые обусловливают сравнительную правдивость и правдолюбие народов, приходит к выводу, что наличие или отсутствие деспотичного правительства приводит к доминированию лживости или правдивости"; и далее довольно убедительно и ясно доказывает, что лживость есть естественное следствие устрашения и эксплуатации... "Нет никакого сомнения в том, что свобода внушает искренность, равно как и другие мужественные черты, а рабство и тирания, как правило, деморализуют... Ко всяким видам лжи человек прибегает как к средству защиты от опасности"...

Мы вновь вернем свои былые моральные качества, только задавив в корне так дорого нам стоившее и сегодня уже принявшее ужасающие масштабы зло духовного осквернения, когда не будет необходимости в вечном "средстве защиты от опасности", когда смело и решительно мы как можно скорее достигнем цели нашего движения.

1901г.

Дополнительная информация:

Источник: Тесакет (Ереван), 1996, № 27 Предоставлено: Андрей Арешев

См. также:

Христофор Микаелян - Биография